Вышивка и новые технологии - Embroidery and a new technology

Продолжение переводов из книги "Victorian fancywork" (Lilo Markrich and Heinz Edgar Kiewe, Chicago, 1974 г.) о Викторианской эпохе. Все иллюстрации взяты из книги. 
 
I continue a series of translations from the book "Victorian fancywork" by Lilo Markrich and Heinz Edgar Kiewe, Chicago, 1974, about the Victorian time.

Мы должны понимать, что, несмотря на то, что берлинская вышивка (Berlinwork) была широко распространена как средство бегства от тягостного воздействия технологии, она сама была плодом нового века прогресса.

Клеймо промышленных инноваций Викторианской эпохи прочно стояло на берлинской вышивке. Её появление символизировало новую эру в рукоделии. Технология, предоставляющая новые дизайны, также позволяла им распространяться гораздо дальше, чем когда-либо прежде. Хотя уже начали появляться массовые периодические журналы, искусство вышивки простиралось в рамках немногочисленных комнат для вышивания, которые были если не в каждом доме, то по меньшей мере в большинстве из них.

Энергия викторианства превратило вышивку в высокотехнологичное времяпрепровождение. Берлинская вышивка подняла фундаментальный вопрос о приходе предпринимательства в сферу рукоделия. В дальнейшем она стала первым звеном в цепи событий, которые привели к установлению строгих ограничений в рукоделии. Появился так называемый «синдром Женского института», говорящий о некоем «правильном» и довольно механическом способе вышивания, который неизбежно сдерживал рост свободы самовыражения, которая должна была быть её неотъемлемой частью. Техника, породившая берлинскую вышивку, сводила на нет саму сущности вышивки, используя в творчестве механизацию. Сосредоточившись на механической части работы, поколения успешных вышивальщиц подверглись идеологической обработке, что привело к отказу от возможности достичь чего-то действительно индивидуального и стоящего.

Тем не менее, берлинскую вышивку едва ли можно назвать дерзким и незрелым новичком, огрубляющим изящные черты рукоделия. Хотя английская вышивка была известна со времён средневековья, к моменту прихода берлинской вышивки она еле двигалась в недостойной её трясине банальной тщетности. Уже присутствовало подтачивающее силы пристрастие к технологичности. Вышивка стала бессознательным подражанием, выискивая средства для отображения в шёлке того, что изображали художники при помощи красок и кистей. Сложности задачи состояла в том, чтобы выполнить превосходную вышитую копию известного оригинала, сделав её неотличимой от него с расстояния в несколько шагов. Энергия уходила на создание иллюзии вместо идеи, действующей по своим собственным законам.

Один писатель того времени сообщил о вышитой копии картины Мурильо «Мадонна с младенцем» в Ламбетском дворце. Он вынужден был написать: «Оригинал картины был продан за 800 гиней и представлял собой работу удивительной красоты; однако красота эта была даже увеличена руками наших умелых сельских мастериц: они разумно заменили часть цветов драпировки, чтобы создать более радостный эффект, и дали новую жизнь восхитительному оригиналу». Мурильо, конечно же, был иностранцем, более того, он был испанцем. Истинный британец – даже женщина – всегда найдёт возможность для усовершенствования. Вышивальщицы не желали обращать внимание на предупреждение сэра Джошуа Рейнольдса [английский живописец, прим.перев.] о том, что копирование оригиналов – это «обманчивый вид усердия». Более того, промышленность породила нескольких потрясающих исполнителей. Мисс Грей из Нортгемптоншира достигла таких успехов в подражании, что в 1755 году свидетельница её работы сказала (между тем, неверно произнеся имя самого живописца): «Гроздь винограда в её исполнении ничуть не хуже, чем у Рубенса».

В такой атмосфере исполнительной бессмыслицы берлинская вышивка стала живительным бальзамом. Она была проста, непосредственна и позволяла экспериментировать в новом направлении, предоставляя новые живые цвета шерсти. Она не была абсолютной новинкой. В древности вышивка крестиком была известна как Opus Pulvinarium, подушечный стиль или Pоint de Marque. С ней были хорошо знакомы фригийцы и древние египтяне, а основные стежки этого вида вышивки, вероятно, также использовались для расшития пологов у скиний [походный храм у евреев, прим.перев.]. Вышивка крестом преобладала в 13-м веке, ею украшали в основном скамейки для молящихся в церкви и подушки, поскольку она служила дольше, чем обычная вышивка. Хорошим примером церковного облачения может служить сионистская мантия 1225 года, которая имела вышитый крестиком бордюр по холсту. Вплоть до 19-го века этот тип вышивки был известен как canvas work (вышивка по холсту).

Затем пришла новинка – бумажные схемы. Раньше схемы высчитывались в голове или наносились сразу на ткань. Участки различного цвета окрашивались в соответствии с их оттенками. Это было относительно затратным процессом, требующим денег и времени. Теперь же технологии нашли способ упростить эту задачу. Дизайн сразу рисовался на расчерченной на квадратики бумаге, затем рукодельницы переносили его на ткань путём подсчёта клеточек. Данная механическая часть работы завершалась выбором цветов из широкого спектра оттенков. Именно введение в 1820 году такого спектра оттенков для берлинской шерсти дало название этому виду вышивки – берлинская.

Шерсть получали от мериносных овец. Нити пряли преимущественно в Готе [район в Германии, прим.перев.] в Тюрингии, а красили в Берлине и других местах. По текстуре и разнообразию оттенков берлинская шерсть шла далеко впереди английской шерсти. Цвета были яркими (некоторые говорили, что грубыми). Нитки окрашивали при точной температуре на пять степеней насыщенности для каждого из пятидесяти вариантов цветов. Они стали прекрасным дополнением к бумажным схемам по вышивке, которые вот уже двадцать лет печатались в Берлине.

В качестве поддержки торговцев дизайнами выступил всплеск интереса к вышивке, основанный на появлении специализированных журналов для женщин. В 1770 году увидел свет Lady’s Magazine, or Entertaining Companion for the Fair Sex, appropriated solely to their Instruction and Amusement (Женский журнал, или Занимательный компаньон для прекрасного пола, предназначенный исключительно для наставления и развлечения). В нём печатались бесплатные схемы по вышивке, которые стоили бы вдвое дороже у галантерейщика. В 1786 году появился Fashionable Magazine, or Lady’s and Gentleman’s Repository of Taste, Elegance and Novelty (Модный журнал, или Доверенное лицо дам и господ по вопросам вкуса, изящества и новшеств). Этот журнал был достаточно успешным, чтобы получить покровительство со стороны королевской семьи. Первый номер содержал подробное описание костюма принца Уэльского на его последнем дне рождения. Костюм был сшит из оранжевой саржи, расшит серебряными нитками и украшен белыми и голубыми камнями и блёстками. Рукава и жилет были сделаны из серебристой ткани и украшены сходным образом. (Сколько женщин с наслажеднием вышивали точные копии этого костюма для своих наследников не уточняется.)

Сначала бумажные схемы, печатавшиеся в Берлине, представляли собой бедные цветом, плохо проработанные дизайны. Однако на заре 19-го века после выпуска дизайнов берлинского гравёра Абрахама Филипсона (который благоразумно англизировал свою фамилию, выбросив букву h из «sohn», - Philipson) начался период романтической вышивки. Выпущенные им в 1799 году «схемы цветочных бордюров для вышивки платьев по последнему английскому вкусу» имели огромный успех. Английский вкус, по мнению континентальной Европы, обратился к дизайнам, изображающим связки кукурузы, пышные венки садовых цветов и прочим подобным предметам. В 1806 году в Лейпциге увидела свет первая книга по вышивке для учениц высшей школы, её собрала и отредактировала мадам Вертхайм, «женщина с именем и положением в обществе». Едва мода на берлинскую вышивку стала набирать обороты, модные женские журналы в Париже, Лондоне, Вене, Берлине и других городах смели имеющиеся в продаже схемы для вышивки крестом, чтобы использовать их в качестве поощрительных подарков.
Тем не менее, возникшее воодушевление не истребило навязчивую мысль создания скрупулёзных копий образцов живописи. В 1810 году продавец гравюр и эстампов Виттих выпустил целые серии известных картин. Они были нарисованы на разграфлённой бумаге сведущими в репродукциях художниками, и каждая из них стоила 40 фунтов. Другие издатели также вышли на рынок со схожими дизайнами для вышивки крестом, однако Филипсон по-прежнему оставался единственным, кто создал большинство выпущенных им дизайнов самостоятельно.

С самого начала критики отчаялись от этой новой прихоти. Окружённый подобными тревогами, Хартшорн, исследователь и хроникёр Средних веков, в своей книге «Средневековая английская вышивка» никак не мог заставить себя ограничиваться темой. Он писал (с тем, что позднее историки назовут «простым презрением»): «Немецкая система механической работы по квадратикам теперь (в 1847 году) сильно обезображивает в комнатах всё, что можно покрыть крестиками». Он продолжил далее, предоставив список всех тех, кто особенно сильно оскорбил его:

Самими значительными выродками из всех были ужасающие изображения, выполненные берлинской шерстью по канве Пенелопа, они представляли собой копии картин Эрвина Ландсира со сценами из шотландских новелл, а именно: «Хэддон Холл в былые дни», «Утро на охоте», «Мария Стюарт, оплакивающая умирающего Джеймса Дугласа» и «Сэр Вальтер Скотт во время поездки в Абботсфорд» - странное выражение романтического настроения! Цвета же всегда в высшей степени кричащие.

Объекты, популярные для берлинской вышивки, отражали викторианскую склонность к пышности и чувствительности, что также нашло выражение в салонной поэзии того времени. Мэри Ирвен Джонс в своей книге «Британские сэмплеры» писала: «Тогда наблюдалось явное пристрастие к восточным храмам. Вышивальщицы воспроизводили здания национальной значимости, такие как известные соборы, либо их вдохновение приходило из Библии, или они изображали Вавилонскую башню или Храм Соломона».

Пока берлинская вышивка была популярна, авторы издания «Словарь вышивки» тщетно призывали к скромности. По их замечанию, с приходом берлинской шерсти появились также огромные полотна ткани, зашитые крестиком: «...инновации преобразили образные дизайны, сделав их грубыми и лишёнными вкуса. На смену фигурным дизайнам пришли невозможные попугаи, животные и букеты цветов, известные сегодня как берлинские схемы для вышивки, они значительно ухудшили общественный вкус во всём, что связано с вышивкой». Однако они также признавали, что берлинская вышивка не переняла некоторых недостатков у предшественников. «Сама по себе такая работа способна дать хороший результат, она прочна и долговечна, - говорили они, - однако если она упрощается всего лишь до копирования схем, созданных с пренебрежением ко всем ключевым художественным принципам, то она портит, а не возвышает ум». Тем не менее, берлинская вышивка не была безнадёжным направлением. «К счастью, в течение последних нескольких лет общество научилось различать и улавливать разницу между хорошими и плохими дизайнами, и пока это так, нет никаких причин, почему бы берлинской вышивке не занять своё почётное место среди прочего рукоделия».

Спустя полвека после расцвета берлинской вышивки мадам Маргарет Журден была довольна свободна в суждениях в своей книге «английская мирская вышивка». Оглядываясь назад из своего 1910 года она писала:

Для берлинской вышивки иногда издавались весьма искусные дизайны (например, для ковров) на разграфлённой бумаге. Схема в общих чертах переносилась на неэластичную ткань свободного переплетения с крупными отверстиями, а затем клеточка за клеточкой ткань зашивалась крестиками, создавая – обычно в ярких цветах имеющейся тогда шерсти – подходящий рисунок. Такими рисунками сначала были геометрические орнаменты, а затем выразительные цветы на контрастном чёрном или тёмном фоне, либо даже (при особенной тщательности) репродукции известных картин живописцев, которые делались, не страшась механической необходимости перевода каждой детали картины в клеточки.

Мадам Журден также отмечала, что, как и многие «изящные искусства», практикуемые женщинами, вышивка в период берлинских схем имела «постоянную привлекательность для неумелых вышивальщиц». Более того, «берлинская вышивка шерстью требовала очень незначительного умения. Всё, что было необходимо, - это умение считать клеточки и толстая шерсть, которая быстро покрывала поверхность ткани». Как презрительно намекала мадам Журден, это абсолютно гармонировало с современными видами рукоделия, включая «изготовление цветов из перьев птиц, плетение кос на голове, золочение и бронзирование гипсовых слепков, а также изготовление картин из песка и восковых фруктов и цветов, а также картин из ракушек».

Однако критики берлинской вышивки жаловались впустую. Романтически настроенные представители Викторианской эпохи приняли её близко к сердцу, хотя возможно, она и вылетела из их мыслей. Вероятно, часть образцов действительно могла быть безвкусной и вульгарной, однако вышивка всегда приносила радость. В Англии схемы продавались в «салонах берлинской вышивки шерстью» на Бонд стрит [улица магазинов модных дизайнеров и марок, прим.перев.] и в других районах. Казалось, что чем более яркими и роскошными были схемы, тем более они ценились как свидетельства бесконечного прогресса викторианской цивилизации.